«Боже, царя, храни...», или Выстрелы по самодержавию



В тот день на мирную демонстрацию вышло около 200 000 человек – простых рабочих, их жен и детей. Они несли перед собой портреты святых, царя Николая II и членов его семьи. Шествие возглавлял священник Георгий Гапон. Самодержца просили решить наболевшие проблемы: бедность, бесправие, произвол на предприятиях. Народ ждал от монарха слова и поддержки, и государь ему ответил.

Мирную процессию классифицировали как «опасных бунтовщиков». На разгон толпы были брошены конные отряды казаков с шашками. Засвистели пули и нагайки. Погибло около ста пятидесяти участников крестного хода.



После тех событий, в России начались массовые восстания, послужившие импульсом к первой революции 1905 года. И хотя монархии тогда удалось устоять, уже после октября 1917 года даже белые офицеры, оказавшиеся за границей, признавали – крах империи, вызванный народными волнениями, начался именно в тот злополучный воскресный день. Именно тогда в народе исчезла вера в мудрого и непогрешимого царя, защитника униженных и оскорбленных.

Сторонники державного курса сегодня пытаются идеализировать последние дни царской власти в России. Вину за трагедию они списывают на «иностранных агентов» и марксистов – тех, кто якобы хотел воспользоваться ситуацией в корыстных политических целях. Но с другой стороны – если царская империя была так могущественна, как могла она дойти до столь глубокого политического кризиса?

Против национальных традиций

Самая популярная точка зрения, которой придерживаются сейчас консервативные публицисты — будто сама демонстрация была изначально «мерзким явлением», которая проводилась под политическим влиянием Запада. Поэтому у властей просто не оставалось никакого выбора, кроме как разогнать толпу, используя предельно жесткие меры.



Поп Гапон и рабочие

Однако нужно заметить сразу, что шествие рабочих во главе со священником Георгием Гапоном не имело ничего общего с европейскими демонстрациями, а уж тем более — с современными митингами на Болотной. Манифестация проходила в форме Крестного хода, а возглавлял ее священник. Девятое января падает на традиционные святочные праздники после Рождества, от которых православный люд по традиции ожидает перемен к лучшему. Так что это было абсолютно русское, национальное явление.

Большинство людей вышло на улицу не для того, чтобы выразить какой-то протест — упаси Боже! — а наоборот, с мольбой к царю о заступничестве. Пусть в идеологическом смысле тогдашние законы делили общество на сословия, зато ведь в церковном — предусматривали равенство всех православных. А было ли рабочим что просить у царя? Безусловно.

Отношения трудящихся и капиталистов-эксплуататоров власть никак не регулировала. Рабочий день мог доходить в стране до восемнадцати часов, за провинности увольняли и штрафовали без ограничений. Не существовало ни профсоюзов, ни вообще какой-либо правовой системы, регулирующей отношения на предприятиях. Таким образом отношение к рабочим базировалось не на законе, а на таком непрочном основании как личные качества фабриканта. И как показывает беспристрастный анализ, очень немногие магнаты того времени относились к своей рабочей силе по-человечески.

При всяком заводе имеются рабочие избы, состоящие из помещения для кухни и чердака. Этот последний и служит помещением для рабочих. По обеим сторонам его идут нары, или просто на полу положены доски, заменяющие нары, покрытые грязными рогожами с кое- какой одежонкой в головах.. Полы в рабочих помещениях до того содержатся нечисто, что покрыты слоем грязи на несколько дюймов.... Живя в такой грязи, рабочие распложают такое громадное количество блох, клопов и вшей, что, несмотря на большую усталость, иногда после 15–17 часов работы, не могут долго заснуть... Ни на одном кирпичном заводе нет помойной ямы, помои выливаются около рабочих жилищ, тут же сваливаются всевозможные нечистоты, тут же рабочие умываются...

Советская пропаганда? Отнюдь. Цитата из исследования А.К. Пажитнова «Положение рабочего класса в России» 1908 года издания.

Символично, что официальной поводом для проведения 9-го января манифестации послужил декабрьский инцидент на Путиловском заводе в декабре 1904 года. Мастер Тетявкин, представитель уже «городской рабочей элиты», без всяких оснований уволил четырех сотрудников. Когда трудящиеся стали возмущаться, приводя совершенно обычные аргументы: «нам нечем кормить свои семьи», Тетявкин издевательски ответил: «А вы идите и пожалуйтесь!». На совещании с попом Гапоном рабочие решили принять декларацию с требованиями к заводской администрации.



Вообще, надо прямо сказать, что большая часть манифестантов — тех, кто вышел на демонстрацию — сознательным пролетариатом, по сути, и не являлась. Это были приезжие из деревень, горожане в первом поколении. Рабочий мир жил в традиционной системе крестьянских ценностей, а капитализм считал чужеродным явлением. Как воспринимали простые рабочие руководителей заводов? Как мироедов, которые обирали рабочего человека. А как выглядел для них царь? Как святой Государь, который ничего не знает о чинимых несправедливостях. Всю позицию этих «революционеров» можно выразить одной фразой Гапона: «Народу мешают чиновники, а с царем сговоримся».

Реакция властей

Естественно, что античиновничьи настроения в кругу правящих элит были восприняты враждебно. Российская знать и управленцы видели за этим политические требования, а в демонстрантах — мятежников и лентяев, не желавших работать. Теплилась, впрочем, некая надежда, что рабочие погудят и разойдутся.



Крестные ходы в России

Но как поступила власть? На совещании в кабинетах ситуация была обставлена как элементарный бунт. Абсурдность мысли, что петиция могла стать хоть каким-то мощным революционным аргументом против самодержавия, подтверждает сама логика: рабочие в большинстве своем хотели не более чем увидеть царя. В подобной ситуации Николай II мог просто принять петицию, выполнить ее частично, реально улучшить положение рабочих, отвергнув (лично) политические требования. Ведь весь авторитет Гапона перед последователями держался на том, что он священник, представитель православной церкви. Барон Врангель, отец Петра Врангеля, белого генерала, державник, писал: «В сложившейся атмосфере царю достаточно было проявить хоть толику деликатности к подданным». Самодержец же был для подданных Помазанником Божьим — и чье слово сильнее? Однако царь от ситуации полностью устранился, уехав накануне в Царское Село. Он переключил управление на своих министров, которые ситуацией тоже не овладели.

Есть версия, что революционеры-заговорщики планировали убить царя в этот день. .

Но если риск был столь велик, Николай, во-первых, мог послать к народу кого-то из своих представителей — того же брата Михаила или одного из министров. Народ бы принял представителя царской власти и выслушал бы. Во-вторых, царь мог выступать с балкона в Зимнем Дворце, откуда хорошо видна была площадь. В-третьих, если угроза покушения была почти стопроцентной, почему нельзя было выбрать десять лидеров от рабочих во главе с Гапоном и встретить их в Царском Селе? Их сопроводил бы полицейский конвой, предварительно обыскав.

Кстати, мнение о вероятности покушения базируется на единственном источнике: воспоминаниях начальника петербургской полиции Герасимова, которому об этом якобы говорил Гапон, в свою очередь слышавший об этом от эсера Петра Рутенберга. Свидетельство из третьих рук выглядит довольно сомнительно. А кроме этого само убийство царя в тот момент оказалось бы вовсе не на пользу революции.

Давайте представим себе, что бы случилось, умри царь в тот день на Дворцовой площади? На смену государственного строя в России это никак бы не повлияло, поскольку у Николая II был новорожденный сын Алексей и брат Михаил Александрович, который, скорей всего, стал бы регентом. Поддержка династии Романовых, которая до 1905 была довольно невысокой, но существенной, возросла бы в разы. На площади же были не сознательные марксисты, а обычные крестьяне: для них убийство Государя, да еще — при их соучастии — была просто невообразимым грехом! Случилось бы обратное: если в 1905-1906 гг. народ поднял вилы для борьбы с высшими сословиями, то в этом случае люди стали бы записываться в ряды черносотенцев, фанатично вырезая каждого марксиста. Смута была бы быстро истреблена, и население сплотилось вокруг обновленного престола.



Но все получилось иначе. Вместо того, чтобы пойти подданным навстречу и «упредить произвол», царь умыл руки. Народ был шокирован, в него стреляли! И хотя Николай II лично и не отдавал приказ вести огонь, все было понято однозначно: самодержец встал на сторону угнетателей.

Управленческая ошибка

В чем же был дипломатический просчет? Традиционная российская модель — делить общество на «хорошего царя» и «плохих бояр». Эту карту разыгрывали в России почти все правители, начиная от Ивана Грозного. И она работала. Где же допустил промашку Николай?



Если вспоминать историю, событиям предшествовала «зубатовщина» — период внутренней политики, названный по имени начальника московской полиции. Наивно считать, будто лишь революционеры интересовались современными идеями. Во власти были такие же люди.

Как мыслил Зубатов? Он полагал, что если с революцией нельзя бороться, ее нужно возглавить. Недовольство рабочих он понимал как естественное следствие индустриализации. Как же можно было в таком случае, что называется, возглавить революцию? Нужно было сформировать легальные рабочие профсоюзы, организации, внедрить и вырастить лидеров из числа проверенных людей, работать над агентурной сетью. Проще говоря, он предлагал проект квазиобщественных структур, где лидеров царь и его приближенные называли бы сами.



Сергей Зубатов

«Зубатовские» идеи не оценили современники, а советские историки называли ее «обманом рабочих». Но проект был интереснейший. В отличие от Европы, где рабочее движение шло в одну ногу с политикой, русские труженики никаких выборов не хотели и на все западные течения отвечали просто: «неча тут делать». Им нужен лишь был голос и ощущение справедливости, возможность выразить наболевшие проблемы перед лицом высших сословий, поправить свое положение.

В начале задумка очень понравилась всем. Одних заинтересовали в ней земские соборы, других — возможность ограниченного и цивилизованного диалога низов и верхов. Возможно, законы бы сработали, примени их со всей искренностью. Однако лишь словами ситуацию нельзя было поправить. Зубатов понимал, что вряд ли рабочие будут вступать в «официальные организации», требовалось и решение проблем, давление на чиновников и капиталистов. И тут конечно начался визг — либералы во власти, караул! Зубатова уволили. Проект сословного представительства был остановлен.

Дальнейшая судьба министра символична. В 1917 году, узнав об отречении царя, Зубатов просто вышел в другую комнату и застрелился. Он не мог жить без самодержавия. Как и в случае с участниками манифестации на Дворцовой площади, Николай II опять же отверг реально возникший исторический выбор, предпочтя тот путь, по которому пошел. Первый раз — случайность, второй раз — совпадение, а третий...?

Либералы и иностранцы



Миф об участии в событиях Девятого января британской или иной разведки возник из короткого обращения Синода в январе 1905 года: «Пока Россия ведет тяжкую войну с язычниками на Дальнем Востоке, находятся люди, устраивающие провокации внутри самой страны в интересах других сил».



А что по факту? Власти после "кровавого воскресенья" так и не провели ни одного вменяемого расследования. 29 января 1905 года Николай II учредил комиссию по событиям рабочей демонстрации, которую возглавил государственный советник Николай Шидловский. В истории она и получила название «комиссия Шидловского». Впервые в истории России в нее были избраны представители из среды рабочих — депутаты с заводов. То есть, решения принимали не только чиновники и аристократия — и это важно! Но с самого начала работа комиссии зашла в тупик. Во-первых, Шидловскому было запрещено принимать какие-либо политические решения и ставить под сомнения целесообразность действий власти. Во-вторых, он должен был собрать у рабочих «факты о недовольстве». Но все они уже были прекрасно известны и очевидны.

Что же отвечали Шидловскому рабочие?

«Мы эта, господин, в политике твоей не сильны. Ну ее к лешему! Нам бы свободу собраний, и право на забастовку, и чтобы государственное страхование было».

Все вопросы — «Почему вы выдвигаете политические требования?» — наталкивались на стену непонимания. Политики за своими действиями сами рабочие не видели. Они по-прежнему, даже после расстрела крестного хода, хотели, чтобы царь им помог. Но если рабочий считал «право на демонстрации» проявлением доверия и возможностью самозащиты, государство называло все это «предтечей конституции».



В итоге Шидловский открыто заявил Николаю: "рабочие не понимают наших претензий к ним и не чувствуют за собой вины, требуется Ваше политическое участие". Государь сухо поблагодарил советника и принял его материалы. Комиссия была закрыта с официальной формулировкой "в связи с нецелесообразностью". Ее материалы так и остались лежать на полках, чтобы вновь не начинать дискуссии о реформах. Последняя надежда как-то предметно решить ситуацию была потеряна. Были приняты ряд мер по созданию профсоюзов на местах и социальному обеспечению сотрудников, но ими были недовольны как раз уже сами рабочие — считая это банальным заигрыванием власти.

Как оставалось доказывать правоту монархии? Правильно: закрывать газеты, арестовывать революционеров, искать врагов — бесов, жидов, популистов, марксистов, либералов в рясах, сочувствующих. Урок из истории извлечен не был. И если в 1905 году революция не произошла окончательно, то лишь потому, что народ в Николая II тогад все еще верил. Однако самодержец и его окружение сделали все возможное, чтобы эту веру люди утратили, раз и навсегда.