Рекомендую к прочтению:
[Алкогольное (Рассказ)]
Алкогольное
1
У меня ничего не осталось. Я пил запоем неделю или около того. Мне хотелось либо выпить еще, либо отключиться. Комы хотелось. Неведения. Забытья.
Я вышел в подъезд. И скатился с лестницы вниз головой.
Потом встал. Понял, что ничего не поломал. Не ушибся. И понятно, не отключился. Все напрасно. И я не очнусь завтра в больнице с теплыми простынями и обаятельной медсестричкой рядом. Ну ладно. Придется проснуться на своем грязном матрасе. Как всегда.
Я вернулся домой. Закрыл дверь и уснул.
2
9:35. Проснулся. Голова ватная. По-моему, еще и обоссался. Прекрасно. Скинул с себя мокрые штаны. Футболку. Она была в крови. Прошел в ванную. Хорошенечко приложился к горлышку крана. Холодная проточная вода. Как хорошо, когда она есть.
Я посмотрел в зеркало. На меня смотрело распухшее, с разбитым носом и тупыми глазами лицо. А вернее, морда. Я залез в ванную и встал под душ. Теплая вода смывала с меня хмельной смрад. Когда я сморкнулся, то увидел, как вместе с водой по мне стекают кусочки спекшейся крови.
Зазвонил телефон. Я выбежал из ванной. Поднял трубку.
– Алло?
– Здравствуйте. Рашит? – женский голос.
– Какой, на хрен, Рашит? Вы не туда попали.
– Ой, извините, – положила трубку.
Прошел в спальню. Вытерся полотенцем. Открыл шкаф для одежды. Достал чистые джинсы, трусы и футболку. Оделся. Прыгнул в шлепки и пошел к соседу сверху.
3
– Привет, – ответила заспанная опухшая рожа с редкими белокурыми волосами на черепе.
– Привет. С похмелья я. Есть что-нибудь?
– Заходи. Ну у тебя и рожа.
– На свою посмотри.
Я прошел. По всему дому валялись окурки, обрывки картин маслом, кисточки, разорванные вещи, обломки рамок, цветы…
Мой сосед художник. Иногда его картины покупают местные перекупщики. Недорого. 1000–1500 р. Он и этому рад. За большее он их все равно никому не продаст. И работы у него другой нет.
Мы устроились на кухне.
– У меня немного денег осталось, – сказал он, – вчера картину продал. Может, «крокодил» замутим?
Еще он умеет сам отбивать дезоморфин из таблеток. Иногда это довольно полезное умение, при нашей-то жизни.
– Нет, – ответил я, – я скоро умру. Нельзя.
– Серьезно, что ль? – он попытался состряпать изумление на похмельном лице.
– Да, кажется, печень уже разлагается. И с сердцем совсем плохо. Думаю, недолго осталось.
Он разлил водку.
– Давай пей.
Я одним махом опрокинул стопарик и запил морсом. Поперхнулся ягодами и едва не выпустил все обратно.
– Тихи-тихо, – похлопал он меня по спине. – Не спеши. – И тоже опрокинул стопарик.
– Ну и пидор же у тебя брат, – продолжил он, – с матери квартиру дерет.
– Да, педрила редкостная, – согласился я.
– Я бы давно такого убил, будь у меня такой брат.
– Я бы тоже, но мне совесть не позволяет.
Мой старший брат действительно редкостный педрила. В свои 33 года он ни разу не работал. Сидел на материной шее, клянчил у нее на самогонку, а теперь еще и требует подарить ему квартиру. Я тоже был не лучше, но вовремя опомнился, стал работать и соскочил с этой лажы.
– Кстати, к тебе вчера мать приезжала днем. Не достучалась. Не дозвонилась. И дверь открыть не смогла. Поняла, что ты пьяный спишь. И дверь изнутри закрыл.
– Что сказала?
– Ничего особенного, только харчи передала, просила, чтобы ты ел. И еще книгу оставила.
Он протянул мне томик Буковски «Почтамт».
– Хорошая вещь, – сказал он, – я все его вещи читал.
– Я когда не пью, постоянно читаю, а когда пью, не могу.
– Есть будешь? – предложил он.
– Нет, – отмахнулся я и налил нам еще по одной. Мы опрокинули и закурили по сигарете «Бонд». Налили еще и тут же выпили. После четвертой стало заметно лучше.
– Слушай, Валер, – так зовут моего соседа, – а какое сегодня число?
– 22 ноября.
– Б…, похоже я уже три дня, как на работу не выхожу. Наверное, уволили уже.
Я немного расстроился.
– А сколько ты там получал?
– 8 тысяч рублей.
– Забей. Я тебя устрою грузчиком за 10.
Мы выпили еще, и я больше не расстраивался по поводу работы.
В дверь постучались.
– Это Володя, з…бал уже, – выругался Валера. – Третий раз сегодня приходит. То соль ему дай, то хлеб, то закурить, то выпить.
– Не открывай, – сказал я. – Постучит и уйдет.
Володя стучал раз десять. Потом Валера поднялся, подошел к двери, открыл и закричал:
– Пошел на х…, Володя!
– Понял, – невозмутимо ответил Володя. Повернулся и ушел. Больше в этот день он к нам не заходил.
4
– Ты знаешь, вчера ночью у нас в подъезде какой-то мудак с лестницы навернулся. Я уже в постели лежал. Такой грохот был. Я услышал. Хотел встать, посмотреть, но не стал. Там вся лестница в крови.
Я потрогал свой распухший нос. И понял, что он сломан.
– Не знаю, – соврал я, – я ночью спал.
За окном просыпался морозный ноябрьский день. На нашей кухне стоял табачный смрад. А в голове моей не прояснялся туман.
– Знаешь, – начал Валера, выпустив клуб синего дыма от дешевой сигары, купленной в киоске под окнами. – Раньше, как рисовали? Всю работу выполняли подмастерья, а мастер только делал последний мазок и расписывался.
Он говорил мне об этом уже раз двадцать, но я сделал вид, что слышу впервые.
– Печаль будет длиться вечно…
– Ван Гог, – опередил я.
Мы выпили еще по одной. Я закурил. Валера по-прежнему сосал свою дешевую сигару. Туман сгущался. Ко мне на колени запрыгнуло что-то тяжелое и пушистое.
– Вадик, – погладил я Валериного кота.
Вадик – большой, толстый кот с плоской мордой. Не знаю, как эта порода называется. Я его очень люблю. А он любит всех, кто приходил к Валере. Но меня, по-моему, особенно. Коты вообще меня любят. И кошки тоже.
Вадик чихал и тер лапками сморщенную мордочку. Его глаза слезились. С ним творилось что-то не то.
Валера стоял у окна и дымил в замерзшее стекло.
На грязном полу появилась большая зеленая жаба. Вся она была усеяна бородавками. Прыг-прыг. Я подумал, что у меня галлюцинации. Зажмурил глаза. Посмотрел. Жаба не исчезала. Я зажмурил еще раз и посмотрел. Она осталась на месте. Жаба существует.
– Это что? – окликнул я замечтавшегося Валеру. Он повернулся.
– Е… твою мать! Вадик! – закричал он на кота. – Опять ты пытался сожрать Катю!
Он накинул на жабу кухонное полотенце. Схватил и унес в спальню.
– Друзья подарили мне эту лягушку, – начал рассказывать он, когда вернулся, – я всегда хотел иметь что-то подобнее. Она мне жену бывшую напоминает. Я тоже ее люблю. И она тоже ядовитая.
Он взял в руки Вадика, поднес к крану и промыл ему глаза.
– А этот пидарас, – говорил он о Вадике, – постоянно пытается ее съесть… А она ядовитая…
5
Мы пили еще несколько часов. Или больше. Не знаю точно. Вадик сидел тихо и слушал наш пьяный бред. Его глаза были в порядке. Катя была надежно спрятана в аквариуме в закрытой спальне.
Ближе к 12 я понял, что пора ползти домой, иначе отключусь прямо здесь, а я не люблю спать вне дома. Валера храпел лицом на грязном столе. Я кое-как растолкал его тяжелую тушу. Он поднялся и, шатаясь, закрыл за мной дверь.
6
Я пил еще два дня. Потом резко тормознулся. За три дня привел себя в порядок и устроился по наводке Валеры грузчиком на один небольшой завод. Валера не останавливался. И как-то в один из очередных приступов алкогольной горячки зажарил Катю. Съел, отравился и умер. Она, и правда, была ядовитой. Родных у него не было, поэтому Вадика я взял себе.
Месяц мы с Вадиком жили спокойно и, можно сказать, хорошо. Я не пил. Но потом пришло время расчета. Я получил свою первую зарплату. Ушел в запой. И снова оказался без работы.
Думаю, Вадику у меня живется не лучше и не хуже, чем жилось у Валеры. С одной лишь разницей – теперь никто не брызжет ему в морду ядом.
7
«Хотя бы для тебя хоть что-то изменилось», – подумал я, глядя на мурлычущего кота у меня на коленях. И опрокинул стопарик.
[ПОДБОРКА СТИХОТВОРЕНИЙ]ПОДБОРКА СТИХОТВОРЕНИЙ
Между прочим
Позапрошлой зимой
вечером
Я был жив и согрет
Со мной рядом была женщина
От которой исходил свет
Жизнь светилась и радовала
Вспышки брызги огни
А потом все оказалось отравлено
Какими-то людьми
Но дело конечно не в людях
Они
просто
серый фон
Тебя как всегда обманули
Выйди пожалуйста вон
И я выхожу я не против
Душою сквозь снег напролом
И снится мне в ядерной рвоте
Сожженный в беспамятстве дом
И женщина жутко хохочет
И дьявол мне бьет по плечу
Но этой зимой между прочим
Я умирать не хочу
Когда бог подвергается пытке
когда бог подвергается пытке
остается лишь плеть тишины
и торговец считая убытки
горько плачет над телом жены
и твердят тогда люди-букашки
«все пройдет» и «будет еще»
только ты средь листвы опавшей
понимаешь что обречен
в небе волки на землю скалятся
ад стоит нерушимой стеной
неземная твоя красавица
давно стала добычей земной
и повсюду встречаются кучи
то ли золота то ли говна
и среди этих куч вонючих
как и прежде одна она
позже Вы все поймете
позже вы все поймете
и может быть даже простите
птица сгорает в полете
мечта в разбитом корыте
а дальше все хуже и хуже
глубже неотвратимее
мир этот больше не нужен
небо бездонно синее
руки шепоты шелесты
красных живых лепестков
как-то вдруг захотели вы
вытащить это из снов
но сны не сулили хорошего
хоть было все так хорошо
и сказки полынью заросшие
смеялись над глупой душой
и вот опустились сумерки
а позже кровавые брызги
и мир в котором Вы умерли
стал непригоден для жизни
думаю все в порядке
думаю все в порядке
закончится это все
слово такое приятное
в конце он произнесет
ответа конечно не будет
и как всегда этот лед
поддержат какие-то люди
которым кто-то дает
все что дано было только
однажды и навсегда
в темной вселенной иголка
и холода холода
Пойду пройдусь подумаю
Пойду пройдусь подумаю
Увижу промолчу
Ведь в эту ночь безлунную
За все я заплачу
Никто не скажет лишнего
И не заговорит
Мы были не услышаны
Среди холодных плит
И с теплотой припомню я
Всех мертвых голубей
И глядя в небо темное
Не вспомню о Тебе
в отрубях
спят в отрубях дяди
тети спят в отрубях
скажи мне чего ради
ангел в моих руках
крылья свои все
переломал нелепый
словно чужой снег
от которого слепну
будто родной ад
похож на чужую похоть
как сохранить тебя
и слишком рано не сдохнуть?
дырявый мир
реки крови моей зараженной
и звериные дикие нравы
не нужны мне чужие жены
и не нужен ваш мир дырявый
ваши души корявые лица
и любовь по десятому кругу
этой жизни уже не случится
но и это я скоро забуду
только ты меня может быть слышишь
где-то там в своем хиленьком счастье
веселясь приговор мне подпишешь
разрывая сердце на части
однажды
мы встретимся однажды
не в этой жизни — в той
ты мне подаришь счастье
и буду я живой
ладони наши крепко
сомкнем мы в жизнь одну
и непобедимой клетке
нести одну вину
мы будем нерушимы
неразделимы вечны
не затвердеет глина
не сгинет человечек
леса поля лесочек
и твердь глухой зимы
и мир который хочет
чтоб в нем не жили мы
богу моему
будь внимателен друг
будь внимателен
бог отныне и всегда
он всегда с тобой
бог — он избирательный
чистый аленький цветочек
на краю висит
и о чем-то очень-очень
богу говорит
слышен тихий его стон —
он идет ко дну
потому что верен он
богу своему.
Journal information